Encuentro con Philippe Jaroussky en LQM
Встреча с Филиппом Жарусски в книжно-музыкальном магазине La Quinta de Mahler
(выдержки из интервью)
Translation by Olga Shchukina
Video, Part 1:
Part 2:
О диске Бах-Телеман
Это не первый его опыт с Бахом, но, честно говоря, он немного боялся записывать этих двух великих немцев и эту известнейшую кантату Ich habe genug. В идее просто записать кантаты чего-то не хватало, а со временем пришла идея – добавить музыку Телемана. Публика, которая будет слушать этот диск ради Баха, откроет для себя Телемана. Телеман – композитор, которого больше знают по имени, чем по музыке, в отличие от того же Баха, чья музыка известна всем. Хотя при жизни этих композиторов всё было иначе. Сейчас справедливость восторжествовала в отношении Баха. Но цель диска – показать, что Телеман тоже гений. Он отличается от Баха. Но у него драматический гений.
И ещё хотелось бы добавить, что говорить на языке и петь на нём – это разные вещи.
О басе и альте
Его спрашивают о том, что кантаты Телемана изначально написаны для баса. Он отвечает, что да, а Ich habe genug и для альта, и для баса. У Телемана есть произведения для альта, но не для оркестра. А ему в итоге хотелось спеть именно любимые кантаты Телемана. Что он и сделал.
О важном для певцов
Сейчас для певцов важно – если ты берёшь материал на чужом языке, ты должен знать этот язык. Сейчас певцы поют речитативы лучше, чем раньше. Та же фон Оттер или Бартоли не просто поют, они говорят пением. В наше время певцы стараются быть максимально близко к тому, что хотел сказать композитор, ближе к реальности.
Я не хочу сказать, что мы поём лучше, чем певцы прошлых времён, просто это другая эпоха. Есть великие голоса в прошлом.
И очень важный момент для певцов и музыкантов – донести идею композитора, а не обслуживать себя. Они должны показать композиторский гений слушателям. Восторги, аплодисменты – это всё замечательно, но это не должно быть главным мотивом. Нельзя существовать таким образом долгое время.
Что касается меня, то я люблю эту музыку, я хочу её сохранить. И когда я записываю диски, я это делаю не для себя, а для тех людей, кто будет их слушать. И ещё мне важно предлагать публике различную музыку, потому что я не хочу петь двадцать арий всю свою жизнь. Но мне также нравится возвращаться. Так, два года назад я возвращался к Вивальди, и мне было важно почувствовать, что изменилось в моём видении этого композитора, в моей манере петь. И понятно, что в разное время мы не можем обладать одинаковым голосом – в 20, 30, 50 лет. Я хотел записать меньше дисков, но всё вышло наоборот.
О подражании кумирам
Он фанат Бартоли. Но сейчас он больше изучает себя самого.
Я больше слушаю своё тело, как я действительно хочу петь. Не петь, как кто-то, а именно твоё звучание. Когда мы молоды, мы склонны к подражанию. Когда нам что-то нравится, мы должны сделать так же. Это хорошая школа, но спустя годы я думаю, что очень важно также слушать, что ты сам хочешь сделать, сказать. И сейчас я более искренен в том, что могу дать слушателям.
О Берлиозе
Я не первый контртенор, что берётся за Берлиоза. Есть фантастический альбом, записанный Дэниелсом. Это один из самых прекрасных циклов французских мелодий с оркестром. Самое сложное в этом цикле, что ты все 30 минут поёшь, не останавливаясь, не считая 20-секундных пауз между мелодиями. Петь, как я пою – это немного безумно.
О голосе
Когда я начинал петь, мой голос был пластичней, выше, но он был очень маленький. У меня никогда не будет большого голоса, но практика и работа над техникой даёт более свободное владение голосом и возможность проецировать его в зал, что особенно важно для больших залов. И сейчас я чувствую себя гораздо спокойнее и могу думать о проектах, которые ранее мне были недоступны.
Музыка барокко не требует наличия красивого голоса. Вся суть не в красоте звучания, а в его ошеломляющем воздействии на слушателей. В опере мы порой должны страдать, умирать, при этом качество звучания не должно ухудшаться.
Немного кокетничает, говоря о предстоящем цикле Берлиоза, что он не знает, сможет ли он передать всю эту музыку, как оно должно быть. Типа, посмотрим. Его уверяют, что это будет прекрасно. Он: Ой, не знаю, не знаю [смеется].
О мастер-классах
Каждый раз, когда я провожу мастер-классы, когда я пробую что-то новое, это даёт много и мне. Видеть молодого певца, работать с ним – это довольно интересно для меня. Видеть, что работает, а что нет. И молодёжь задаёт вопросы – ой, я не знаю, я лирическое сопрано или колоратурное… Это в принципе не самое важное. Ты должен слушать свои ощущения. Если учитель просит тебя спеть так, а ты чувствуешь, что тебе неудобно, плохо спустя 10 минут пения, ты прекращаешь. Ты должен слушать своё тело и свои ощущения. Если ты чувствуешь, что тебе это не подходит, не делай этого. Не нужно ждать, что кто-то другой тебе это скажет. И я думаю, что техника может быть опасной, потому что она может фиксировать всё пение в одной позиции, тогда как тело само знает, как петь. И порой тут [показывает на голову] мы можем управлять движением тела. Мы должны больше слушать себя.
Об “ошибках молодости”
Я могу сказать, что потерял время в начале, но когда мы молоды, мы хотим петь всё, мы нетерпеливы. Если бы я вернулся назад, я бы больше работал. Я не работал достаточно над физическим аспектом пения. Пел инстинктивно. Я не пел всем своим телом, с ощущением свободы, и я долгие годы пел, не зная как. Различные сложные партии помогали мне расти. Получается, чтобы хорошо петь, мы должны петь плохо до этого, не знаю… но правда в том, что мы должны чувствовать – что-то не так. Это помогло мне вырасти, но могло быть опасным, если бы я продолжил и дальше так петь, я не пел бы уже сейчас.
Ведущий: В завершение мы послушаем одну арию с диска…
PhJ: О, нет!
В итоге выбирает фрагмент из Телемана, 6-ой трек на диске, потому что это хорошо иллюстрирует как Телеман, обходясь малым количеством нот, создаёт особую атмосферу.
“Die stille Nacht” (речитатив, TWV 1:364).
